Институт в очередной раз посетил Илья Воскобойников, директор Экспертного института и Центра исследований производительности Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (Москва). Его визиты проходят в рамках сотрудничества с уральскими коллегами по формированию и анализу регионального пула данных о динамике экономического развития в соответствии с методологией Russia KLEMS. Мы поговорили с гостем об этой инициативе, итогах национального проекта «Производительность труда» и опыте СССР в преодолении санкционного воздействия.
— Илья Борисович, расскажите подробнее о проекте, в рамках которого вы сотрудничаете с коллегами из Института экономики УрО РАН.
— Наш центр в ВШЭ занимается разработкой данных по России для большого международного проекта World KLEMS, позволяющего проводить межстрановые сопоставления производительности на уровне отдельных отраслей. Собственно, KLEMS — аббревиатура из 5 латинских букв, означающих факторы производства: капитал (K), труд (L), энергия (E), материалы (M) и услуги (S). Благодаря большому числу участников и открытости данных мы можем сравнивать, допустим, текстильную или добывающую промышленность в России с аналогичными отраслями в Китае, Индии, Германии или США. Инициатива сегодня охватывает десятки стран Европы, Азии, Латинской Америки, включая все самые крупные экономики мира.
Россия — большая страна, в ней много регионов, и мы мало что знаем про их неоднородность в части отраслевой производительности и источников экономического роста. Дело даже не в том, что у нас нет данных — региональная статистика развита достаточно хорошо, а в том, что эти данные не «переведены» на язык KLEMS. Институт экономики УрО РАН одним из первых откликнулся на идею построить такую систему показателей для отдельных регионов. Примерно с прошлого года, учитывая заинтересованность коллег, я начал им помогать решать эту задачу.
— Получается, что вы предлагаете инструментарий для обработки информации?
— Да, но это отнюдь не значит, что мы в Москве, например, не можем построить региональные счета экономического роста. Можем. Просто мы прекрасно понимаем, что региональная статистика требует очень осторожного обращения. Здесь необходимо не только оперирование цифрами, но и понимание того, что происходит на местах, в какой мере данные соответствуют региональным процессам. Такая работа требует обращения к статистике для уточнений и дополнений. Мы это делаем для России в целом, по-хорошему такую же работу надо проводить и на уровне отдельных субъектов РФ. Тем более итоговый результат нашего труда — все-таки не цифры, а объяснение реальных экономических процессов, подкрепленное данными. Такое объяснение должно убеждать специалистов, у которых есть ощущение экономики в регионах.
— Проблема анализа источников роста производительности входит в круг ваших научных интересов. В конце нынешнего года формально завершится соответствующий национальный проект. Как вы можете оценить эту большую шестилетнюю программу?
— Должен начать с того, что сотрудники Института экономики УрО РАН разбираются в особенностях национального проекта «Производительность труда» лучше, чем я. Многое из того, что я знаю о нем, я знаю от них. Для 2018 года нацпроект такого профиля был для России явлением новым. Эта тема на тот момент давно всерьез не обсуждалась, и вдруг о ней заговорили, причем на уровне Министерства экономического развития. Сам факт наличия этого проекта я оцениваю позитивно — в современных условиях устойчивый экономический рост без роста производительности невозможен, других источников для этого попросту нет. То, что мы продолжаем заниматься этим вопросом дальше, если ориентироваться на программные документы этого года — Перечень поручений по реализации послания президента Федеральному Собранию и указ о национальных целях развития на период до 2030 года — также вызывает положительный отклик. Но вот детали завершающегося проекта, его дизайн, конечно, требуют с моей точки зрения глубокого профессионального обсуждения, которого сегодня крайне не хватает.
— Вы уже упоминали региональную неоднородность, и, вероятно, она проявляется и в наблюдаемых эффектах от мер поддержки. Как вы оцениваете действие нацпроекта «Производительность труда» на территории Урала и сходитесь ли вы во мнениях по этому вопросу с коллегами из института?
— Возьмем, к примеру, Свердловскую область. Она относится к тем регионам, которые не просто видят пользу в проекте, но и готовы инвестировать средства в его поддержку. Главным образом это реализуется в форме предоставления предприятиям имущественных вычетов, которые, в силу специфики этого типа налога, фактически производятся из регионального бюджета. Опять же, с одной стороны, это хорошо, а с другой — все же не просматривается, с моей точки зрения, системная связь между участием предприятий в проекте и макроэкономическими показателями производительности в регионе. Но, наверное, мы научимся обращать на это внимание позже. В этом смысле, думаю, у нас есть общее понимание с коллегами из Института экономики УрО РАН.
— Есть предположение, почему участие предприятий в нацпроекте не приводит к действительно заметным изменениям в макроэкономической статистике?
— Сам дизайн проекта в первую очередь должен был давать четкие и подкрепленные теорией объяснения, почему предусмотренные меры вели бы к повышению производительности труда, но в документации этого не найти, и понятно почему. Мы говорим, что надо повышать производительность, но при этом до конца толком не разобрались, а в чем, собственно, состоят проблемы, которые мы хотим решать.
Пару дней назад, например, у меня была интересная встреча в Свердловском областном союзе промышленников и предпринимателей, где также обсуждались причины, препятствующие росту производительности. Одна из них будоражила всех участников сразу и состояла в том, что в строительстве, общественном питании и в некоторых других сферах есть регулирующие документы, которые не менялись с 1950-1960-х гг. Эти стандарты давно устарели: столовая сегодня устроена не так, как 20 лет назад — там, например, уже не разделывают туши, а используют готовые полуфабрикаты. При этом в условиях дефицита рабочей силы стандарт требует содержания избыточного штата сотрудников, соответствующего технологиям полувековой давности.
Я понимаю, что государство должно поддерживать в этих отраслях определенные стандарты, и любой их пересмотр несомненно потребует изменений в большом количестве документов. Но если бы мы системно занялись этой проблемой, то это могло бы оказать серьезное, позитивное влияние на производительность во многих отраслях при относительно небольших затратах со стороны государства. При этом все обошлось бы без выделения государственных кредитов, прямого взаимодействия с предприятиями и изменения технологий — без чего-то такого, что несет риски и может обернуться неэффективными решениями.
— Нащупать такого рода проблемы помогают многосторонние встречи. В январе на заседании ученого совета нашего института вы как раз рассказывали о специальных комиссиях по производительности. В чем заключается их идея?
— Большое препятствие для роста производительности — несовпадения или, иначе говоря, конфликты интересов. Их можно наблюдать в любой стране на самых разных уровнях. Например, для предприятия повышение производительности заключается в снижении затрат на труд и увольнении неэффективных сотрудников, а для региона — в увеличении благосостояния всех: и тех, кто остается работать на предприятии, и тех, кого предприятие увольняет. Для преодоления таких конфликтов нужно, чтобы стороны сели за один стол, договорились о том, какая именно производительность каждому из них нужна, и нашли решения в общих интересах. В этом и заключается суть работы комиссий по производительности. В докладе я рассматривал опыт зарубежных стран в этом направлении, но могу сказать, что и в нашей стране недавно начала создаваться своя комиссия по производительности, в рамках Российской академии наук. Сейчас мы как раз разрабатываем документы для того, чтобы запустить этот процесс. Институт экономики УрО РАН, являющийся частью российского академического сообщества и обладающий серьезным опытом в изучении региональной производительности, потенциально мог бы в том или ином виде участвовать в работе этой комиссии.
— Ваша последняя крупная научная работа — подготовленный с соавторами доклад про экономический рост в Советском Союзе в условиях санкций. Как тот опыт, который вы проанализировали, может быть полезен нам для сегодняшнего дня?
— Ощущение у меня двоякое. Во-первых, советская внешняя торговля была в принципе устроена совсем иначе. Тогда предприятия самостоятельно не могли, да и не особенно хотели выходить на экспортный рынок. Между ним и советским предприятием всегда находилось государство, которое обладало монополией на внешнюю торговлю, и, по сути, само определяло товары и услуги, которые можно было продавать за границу. Во-вторых, Советский Союз не был вовлечен в международные перетоки капитала и не обеспечивал свободную конвертацию иностранной валюты в рубли. Поэтому влияние санкций на экономику СССР носило, я бы сказал, странный характер: они, конечно, ограничивали доступ к технологиям, но почти не влияли на потребительский рынок и финансовую систему. Хотя значительная часть производимых в СССР товаров была неконкурентоспособна по мировым меркам, их производство также зависело от импорта сравнительно слабо. В связи с этим эта часть советского опыта к нашим современным реалиям почти не применима, но применим опыт СССР по уходу от санкций.
Советский Союз постоянно искал обходные пути для доступа к технологиям и умело играл на противоречиях между западными странами. Скажем, была попытка ввести эмбарго на импорт труб большого диаметра в СССР, которые сам он производить не мог. Но эта попытка в итоге сорвалась, потому что Германия была заинтересована в экспорте этих труб, а США — нет, потому что хотели подсадить Европу на свои энергоносители. В итоге Советский Союз сумел в обход американцев подружиться с немцами и получить необходимые трубы. Фактически он внес раскол в западный лагерь по части санкций.
А так, в целом, мне кажется, что позитивный опыт России по сравнению с некоторым негативным опытом СССР состоит в том, что наша устойчивость перед западными санкциями, удивительная устойчивость, связана именно с рыночной экономикой, с тем, что частный сектор сам, без какой-либо указки и вмешательства государства, эффективно ищет пути выживания в новых условиях. Ищет и находит.
Павел Киев
